Школа Памяти

«Наша страна» (Израиль), 17 мая 1992 г.

КАК ПИНГВИНОМ НАТИРАЛИ ПАРКЕТ…



Как? Очень просто. В одно прекрасное утро в одном вместительном зале собралось человек двести. Разных возрастов, профессий, в основном приятной интеллигентной наружности. Собрались, и принялись старательно и дружно дышать, так старательно, что кое-кому из них перестало хватать воздуха, и пришлось даже отодвинуть большое окно.
Потом они вдруг перестали дышать вовсе, и во время этого “перекура” между вдохом и выдохом ухватились за тросы, к которым были привязаны такие гирьки в виде бульдозеров и потащили эти бульдозеры к себе на грудь. Изо всех сил, что есть мочи! Потому что бульдозеры к ним идти вовсе не собирались, у них, вероятно, были другие планы на сегодняшнее утро, и вообще, может быть, они были кошками, которые гуляли сами по себе? Но они их таки подтащили к себе, каждый по бульдозеру, даже самые хрупкие на вид девушки!
Стены зала, в отличие от девушек, не выдержали, но тоже повели себя очень странно — вместо того, чтобы рухнуть, они стали грозно надвигаться на этих, недышавших, и те вынуждены были бороться теперь уже со стенами. Только после того, как они с ними расправились, они, наконец, свободно, нет, не вздохнули, а, представьте себе — выдохнули и с удвоенным энтузиазмом схватили пингвина в стали натирать им паркет.
Пингвин был жирный и очень скользкий, он все время вырывался из рук, плевался и отчаянно матерился. Но эти двести оказались на редкость упорной компанией и держали его крепко…
МОЖЕТ, вы мне не верите, считаете, что это какой-то абсурд? Ну ладно, для тех, кто не верит и, может, даже чего-то здесь недопонял, рассказываю еще раз, но еже по порядку.

— Нет, он не учит ивриту! Он его сам не знает! Он просто вправляет память! — убеждала одна курящая дама другую.
— Именно, учит! И знает кроме иврита еще языков двадцать! А вы после восьми его занятий будете знать 3000 новых ивритских слов! — не соглашалась та.
— Но он не экстрасенс, понимаете! У него есть какой-то свой метод запоминания, нормальный, человеческий метод, который вы тоже можете освоить за восемь занятий, вот и все!
— Именно, что не все! Именно, что экстрасенс! Что вы думаете, нормальный человек попадет в книгу рекордов Гиннесса? Как-то или гипнотизирует, или что-то такое делает, но люди после его занятий запоминают по сто слов в день запросто.
…Сначала все действительно напоминало какой-то таинственный сеанс. Человек десять с заранее приготовленными списками из двадцати слов на самых разных языках — идиш, литовский, арабский и т. д. вышли на сцену и сели лицом к залу. Самвел извинился и сел к нам спиной: “Слишком много взглядов!”. И этих десятерых на сцене он попросил не смотреть на него во время чтения слов.
Следующее было не менее интригующее. Перед тем, как начать запоминать слова он глубоко выдохнул, резко выдохнул и поднял руки вверх, (“Молится!” — пошутил мой сосед — стоматолог слева) и щелкнул пальцами, мол, начинайте!
— Драугас — товарищ! — не очень внятно произнесла первая “испытательница” и при этом, конечно же, посмотрела на испытуемого. Из зала на нее тут же зашикали. “А я бы нарочно смотрела!”, — тихо сказала за мной какая-то женщина.
Самвел сделал рукой в воздухе некое волнообразное движение по вертикали и щелкнул пальцами.
— Раттенбарбан — СССР! Рука как будто чуть-чуть в замешательстве застыла в воздухе, видимо, в каком-то своем поиске, потом сжатый кулак плавно и смело ринулся вперед. Замер — и пальцы снова щелкнули: “Дальше!”.
А дальше все было уже не как на экзотическом сеансе, а просто, как в цирке. Эти десять наугад из своих списков называли русский перевод, а Самвел вспоминал соответствующее слово на незнакомом для него языке. Он действительно вспоминал. Видно было, что это труд, а не фокусы. Раза два он так и не сумел вспомнить, отчего совершенно искренне расстроился и сказал, что считает этот эксперимент неудачным.
Зал захлопал несогласно. Зал был убежден, и немедленно хотел заполучить этот самый его волшебный ключ к запоминанию иностранных слов, в основном, как вы понимаете, ивритских. До конца занятия оставался всего-то час, поэтому, когда на сцену к микрофону самовольно выскочил какой-то дядечка и полемическим тоном заявил, что он просит у публики десять минут внимания, потому что тоже может кое-чего здесь показать, негодующие крики из зала “Мы заплатили деньги не для того чтобы глядеть ваши разоблачения! Мужчина! Уйдите!”, — смели его со сцены в одну секунду. “Совок!”, — презрительно сказала моя соседка справа.
Но Самвел что-то не очень торопился выдавать свой ключ. Сначала он попросил поставить всех правую руку на правое колено и покрутить за воображаемую веревочку не менее воображаемый шарик. Потом предложил максимально сконцентрировать наше внимание и следить за его пальцами. Пальцы, в общем-то, ничего особенного не делали, они только щелкали. Но все следили за ними, как за ловлей пескарей в Грузии.
— Что вы заметили? — спросил Самвел.
— Что не дышали! — догадались самые сообразительные.
— Правильно. Чем напряженнее ваше внимание, тем слабее дыхание. Поэтому для начала поучимся дышать, чтобы помочь вашему вниманию быть “в форме”! И тут-то и пошли и вздохи, и бульдозеры, и туман по рукам… Пингвины по явились после того, как мы так замечательно надышались. И не одни, а в компании с круизом, иголкой, хромосомой и т. д. — всего тридцать слов, которые Самвел предложил нам запомнить по порядку.
Средний результат по залу сказался не больше десяти слов. Ключ, который предложил Самвел, оказался с одной стороны и в самом деле “нормальным и человеческим”, а с другой он много чего от нас требовал. Например, абсолютно раскованного воображения. И не только воображения, глядите глубже – духа! Вот, чтобы прекрасная полная свобода внутри вас — вы так можете! Тогда сто ивритских слов не предел!
Знаете, как запоминает несвязанные между собой слова по порядку этот человек, имя которого занесли в Книгу рекордов Гиннесса, после того как он запомнил тысячу слов, произвольно выбранных из десяти европейских и восточных языков? Он сцепляет их между собой сюжетом, сочиняемым им по ходу диктовки слов. Но не только, а одновременно “прокручивает” мысленно этот сюжет, как кинопленку и “проигрывает” пантомимой рук, закрепляя за таким образом, запоминая слова не только в виде зрительных образов, но пластической памяти.
Вот, к примеру, как вы запомнили такие не связанные между собой слова как — пчела, кобра, рация, слон, чай, карусель, кошка, стекло, осьминог и так далее до сорока пяти? Можно, конечно, попытаться долбить их механически, но это безнадежное занятие. Самвел это делает так. Он представляет себе, что есть на свете такая ужасно кокетливая пчела, которая обожает пользоваться духами “кобра”, а этими же духами по интересному совпадению обожает питаться рация, но ее вдруг проглотил слон, вероятно, из любознательности, и, проглотив, запил чаем, после чего у него закружилась голова, как карусель, и, потеряв равновесие, он наступил на кошку, которая оказалась стеклянной, и “ужаленный” стеклом слон, отшвырнул все это стеклянное безобразие в море, а в море осьминог начал вылавливать тонущие осколки щупальцами…
Итак, Чуковский, Хармс вперемежку с Сальвадором Дали, а в результате попробуйте-ка теперь забыть стеклянную кошку, на которую наступил слон! Комментарии, как говорится, излишни.
— Запомните главное, — увлеченно импровизировал под конец занятия Самвел, — самолеты существуют не для того, чтобы летать, пистолеты не стреляют, деревья не растут, солнце не светит! Уходите от привычного в полный, раскрепощающий вас абсурд, в антилогику, в динамику! И вы увидите, какое это удовольствие — запоминать! Как это бывает иногда смешно!
— Что-то все это попахивает туфтой! — сказал мой сосед — стоматолог, когда мы из зала вышли на улицу, на которой деревья — росли, самолеты — летали, и хоть пистолеты, слава Богу, не стреляли, но солнце светило как обычно

— Вообще-то за это не стоило, бы платить двести пятьдесят шекелей! — скептически сказала мне соседка справа.
— Но уж вам-то грех жаловаться! — возразила я ей. — Вчера из 45 слов вы запомнили все 45! И запоминали, небось, по новой системе?
— Запомнила, но за что тут платить-то, все слишком просто!
Признаться, я позавидовала ее железной антилогике.
…За прошедшие четыре дня мы уже спокойно относились к тому, что «Венера Милосская пнула нагой мальчика, и он провалился под землю, а там вдруг увидел небо и на ней луну с распахнутым окном, в которое в этот самый момент пока он смотрел, со свистом влетел метеорит и упал на луне, как в комнате и…” Узнали, что почти никто и нас не умеет дышать животом, что нотой “ми” можно очень приятно массировать сердце, или, к примеру, что сильным смехом можно изгнать из себя беса по имени “гомосоветикус”.
Заодно, кстати, убедились, как крепко он в нас всех засел, паразит. По крайней мере моей соседке справа не один раз пришлось бросить свое презрительное: “Совок” по поводу происходящего в нашей большой, разноликой, олимовской компании. Можно было, конечно, и снисходительнее отнестись к той явной озабоченности присутствующих за свои кровные 250, как говорится, получить все сполна — массаж, так уж, чтоб был массаж! Абсурд — так уж чтоб был абсурд!
Но все же иногда она, эта самая озабоченность, выпирала уж больно грубо. В День Катастрофы, когда отзвучала траурная сирена, Самвел начал говорить о том, что, замышляя геноцид евреев, Гитлер цинично заявлял, что история забудет о нем так же быстро, как она забыла о множестве других, например, о геноциде армян 1915 года, кто-то в зале недовольно оборвал его: “А может, это все мы после занятий обсудим!”. Я не знаю, как сильно возмутила бы зал эта дикая реплика, если бы сам Самвел не отреагировал на нее и эмоционально и с достоинством: “Я не буду отнимать у вас больше времени, мы начинаем занятия, но вас я прошу уйти, мои занятия вам ничего не дадут, с вами мы не найдем общего языка! А ваши деньги вам вернут мои помощники!”. Подавший реплику притих, и тогда зал заволновался.
— Чтоб я сидела вместе с такой сволочью! — возмущенно кричала рядом соминой какая-то энергичная женщина.
— Мужчина, вам же сказали уходите! Не задерживайте занятия! — кричала другая.
— Самвел, не обращайте на него внимания, продолжайте! — просили третьи.
В общем — смеяться еще и смеяться…
Кроме того, за прошедшие четыре дня мы узнали, что лучше запоминать имена, названия, лица, цифровые и текстовые информации, словом, по мнению Самвела мы созрели для того, чтобы перейти к непосредственной цели наших занятий, а именно к запоминанию иностранных слов.
— Яков! У вас сохранился ваш список! Продиктуйте еще раз из него что-нибудь! — обратился (кстати, по имени) Самвел к мужчине, который в первый день участвовал в “испытании его памяти.
— Зона! — повторил Яков, глядя в бумажку.
— Жена! — ответил Самвел, глядя сосредоточенно в пространство и повторяя свою “ручную” пантомиму.
— Мухапат!
— Любовь!
…Зал зааплодировал, сами понимаете.
— Как я запоминал эти слова? По той же системе, но задействовав при этом еще и перевод. Например, когда Яков произнес: “Муха пат — любовь!”, я представил себе сразу троих — муллу, Хамени и Папу Римского. А между ними любовь! Представление, как видите, совершенно абсурдное, но зато запоминающееся!
В этот день и последующие два мы запоминали таким образом, массу слов из французского, греческого, английского…
— Я не учу ивриту, я его и не знаю, я только хочу дать вам понятный и надежный способ запоминания и натренировать вас “технически”! Кроме того, я претендую на то, чтобы расшевелить ваши дремлющие способности, чувства и воображение! Хочу вывести вас за пределы привычного!
Прямо скажем, вывести удавалось не всех. После выполнения задания на сцену поднимались победители, их оказывалось человек тридцать. Шестерых из них можно было назвать “вечными”. За одним из них, пятнадцатилетним мальцом, наблюдала во время запоминания, он пел себя в этот момент точно, как Самвел — та же углубленная сосредоточенность, так же свободная пластика. С Самвелом они моментально нашли общий язык. Я знаю, что ты сделал с Ясером Арафатом! Я по этим рукам видел, как ты превращал его в котлету! — говорил ему Самвел, и мальчик согласно улыбался.
Победители вообще с каждым днем чувствовали себя на занятиях все увереннее и веселее, с Самвелом здоровались за руку.
Непобедители одолевали его вопросами:
— Вот я все делаю, как вы говорите, но придуманный сюжет начисто вылетает у меня из головы при запоминании:
— Значит, ваше воображение было недостаточно непривычно и ярко! Развивайте его, безжалостно убейте своего внутреннего цензора, искушайте, дразните его чем угодно — эротикой, абсурдом, глупостями!
Слушайте, а не станет ли привычным, в конце концов, самое непривычное?:
— Вы недооцениваете ваши эмоции, они бесконечны! Чувство живого откликается на то, что его “задевает”. Не гасите свои эмоции только! Есть люди, которые гордятся тем, что их ничем не удивишь, а этого надо стыдиться! Удивляйтесь, будьте немножко детьми, и даже животными. Я, например, когда запоминаю что-то, могу себя представить кем угодно, хоть коровой, знаете, как это будит и чувство и воображение!
— Но, согласитесь, что на практике вашу систему применять трудно! Представляете, приходишь в компанию, а там десять девушек, пока их имена запомнишь по “сюжету”, они все разбегутся, останутся от них одни ассоциации!
— А вы запомните одну, она и останется! А вообще-то развивайте скорость мышления, этого можно добиться постоянной тренировкой!
Самый последний и заветный вопрос — был задан в последний день.

— Самвел, скажите. Честно сколько слов максимально можно запомнить по вашей системе в день?
— Свой максимум вы сами установите. Ориентируясь на средний нормальный уровень, скажу — сто. Не верите? Давид, что вы мне сегодня рассказали перед началом занятия. Повторите для всех.
Давид, мужчина лет шестидесяти, выглядел очень гордо:
— Вот уже неделю я запоминаю по новому методу. Результат — 125 ивритских слов. Учитывая особенность иврита, манипулирую я в основном тремя буквами. Например, как я запомнил слово “хивел”, — “вредитель”? Взял только три согласных х, в, л и сложил их в слово “хвала”, а потом придумал предложение: “Хвала кричали мы Сталину, а он оказался вредитель”. Вот так вот сижу, играю, и запоминается само собой!
После последнего занятия все та же группа энергичных лиц атаковала Давида, обе стороны деловито сговаривались, где, когда и за сколько они будут играть теперь вместе. Другая все ни как не могла расстаться с Самвелом Гарибяном, тоже не менее заинтересованно обсуждая возможности дальнейшего общения, а я лихорадочно запоминала “по системе” для будущей статьи — Давида, который вытащил толстую папиросу из пачки “Беломорканала”, затянулся, поперхнулся и погрозил кулаком смеющемуся над ним Сталину — вредителю, мою соседку справа с красным совком в руке, мальчика, ловко прихлопывающего в ладонях, как котлетку, маленького такого Арафата, Самвела…